Но случиться так не могло.
Потому что в таком случае костер попросту не успел бы как следует разгореться. Даже в том случае, если бы система пожаротушения была отключена, ампула с пенообразователем сама по себе лопнула бы гораздо раньше от жары, чем успела бы до такой степени раскалиться передняя стенка ангара, чем успела бы выгореть трава на всей лужайке.
Я не стал думать больше о том, что здесь случилось. Повернулся и пошел к дому. Надо было сделать то, ради чего я прилетел на ферму, раз уж здесь все равно никого не оказалось.
Пробраться в дом оказалось не так-то легко. Скхин — одна из самых пакостных вещей на Сэлхе, он только с виду мягок и податлив, на самом же деле — непроходим. Мне пришлось вернуться к машине и достать из-под сиденья полотнище синтэна, которое я использовал при дезинфекции. Только раскатав его поверх зарослей у угла дома, я сумел подобраться к окну. Я высадил стекло и, убрав осколки с подоконника, залез в дом.
Я оказался на кухне. Все здесь было в полном порядке, так словно хозяева еще жили в доме. Даже пыль — столь обычная в заброшенных домах на острове, пыль, к которой я успел привыкнуть — здесь не скапливалась. Судя по всему, система обеспечения была в порядке, и энергии пока что хватало. Наверное, здесь имелось в достатке всяческих продуктов, но я не стал задерживаться.
Дверь из кухни вела в комнату, служившую столовой для семьи. Я сам не раз сидел здесь за столом, когда бывал в гостях у Арна. Из столовой выходили еще две двери. Я уже не помнил толком планировку дома, и пошел сначала в левую. За ней был темный коридор без окон, но едва я открыл дверь, как он осветился. Я прошел по нему до конца — на всякий случай, потому что уже понял, что библиотека в другом крыле. Двери с левой стороны коридора вели в спальни, в одной из них я ночевал когда-то, двери с правой стороны — в кладовые. В конце коридора был выход наружу, но он, как и главный вход, весь зарос скхином.
Я вернулся назад в столовую и прошел через другую дверь — в холл. Свет падал в холл сверху, через матовые стекла, образующие его крышу. Справа был главный вход в дом, напротив него — лестница на галерею, опоясывающую холл на уровне второго этажа. Дверь в библиотеку была справа от лестницы — теперь я это вспомнил. Одно из кресел, которые стояли обычно вдоль стен, было выдвинуто на середину, и на нем что-то лежало. Я приблизился и увидел, что это контейнер для мнемоблока. Судя по весу, он был пуст. Я сунул его в карман и прошел в библиотеку.
Здесь все было в полном порядке — как при Арне. Шесть мнемоблоков у дальней стены, содержимое которых почти не уступало библиотеке мэрии. Два копирователя, несколько скринов и полка со сменными кассетами к ним. Большой стереоэкран справа от двери. А между окон — стеллаж с самыми настоящими бумажными книгами в красивых переплетах. Я подошел к ним, потрогал корешки. Жаль — мне некуда взять их. Я знал, что некоторые из этих книг в Метрополии были бы оценены дороже, чем весь дом Арна. Пять из них, мне помнится, привезены на Сэлх еще при его заселении. Можно было бы захватить их с собой, чтобы хоть они не пропали в общем пожаре Сэлха, но у меня не поднялась на это рука. Даже несмотря на то, что я был уверен, что никому из семьи Арна они уже не потребуются. Странно, насколько порядочны бываем мы порой в мелочах, даже когда уверены, что нас никто не видит. И на какие поступки способны в то же время в делах не столь мелких…
Все это необходимо уничтожить. Надежно, навсегда. Ради этого я и прилетел сюда. На Сэлхе не должно сохраниться памяти о том, что произошло. У меня был впереди, наверное, целый год для того, чтобы уничтожить немногочисленные теперь мнемоблоки на фермах Континента, но откладывать это не стоило. Ведь рано или поздно, но почти обязательно последует расследование, и я не мог рисковать после всего, что случилось. Тем более теперь, когда те немногие люди, ради которых я готов был поступиться даже собственной безопасностью, наверняка погибли.
Я подошел к копирователю, вставил в него найденный в холле контейнер мнемоблока — пустой контейнер — и смог снять с него крышку. Внутри была записка — сложенный в несколько раз листок тонкой бумаги.
Я развернул его.
Я прочитал.
Затем, не веря себе, прочитал еще раз. И еще раз…
Опустил руки. Выронил листок на пол. Хотел поднять его, даже нагнулся и протянул к нему руку, но затем выпрямился и отошел к окну.
Вот так. Люди, люди. Чего же еще мы можем ждать после этого от человека. Чего еще могу я ждать, как еще я могу думать о человеке после вот этого. Люди, люди. Марионетки — не более. И ты, Арн, ты, такой умный, такой образованный, такой человечный — ты тоже не более, чем марионетка. Тобой тоже не труднее управлять, чем остальными, ты тоже послушен воле того, кто найдет нити, которым ты подчиняешься.
Марионетки!
Так чего же еще тебе нужно? — спросил я себя.
И расхохотался.
Но это был горький смех.
Смех сквозь слезы.
Я, Ренгон Ал-Ируст, родился на Рикпосте почти шестьдесят четыре стандартных года назад. Я прожил на свете треть — не более — срока, отпущенного для жизни нам, представителям стандартной расы. Возможно, я несу в себе гены многих других человеческих рас — своей родословной я не знаю, знаю только, что Рикпост, как и большинство авангардных миров, заселен был таким смешением рас человеческих, что я не встречал с тех пор ни одного человеческого типа, не виденного мною еще в раннем детстве. Много позже, изучая галактическую демографию в Академии Связи, я поражался тому, что помню их всех. Даже мент-рашей, этих несчастных умников, не доживающих, как правило, и до двадцати пяти — я помнил и их, на нашей улице или в нашем квартале жили трое или четверо мент-рашей. Возможно, я несу в себе и их гены.